Власть и общество в истории

Взаимоотношения власти и общества в историческом аспекте

Город
Москва, Россия
Место
МГУ
Регистрация
Регистрация закрыта

Взаимоотношения власти и общества в историческом аспекте

Главная

Доклад Антонины Белимовой "Отношение парижан к власти накануне Французской революции по «Картинам Парижа» Л.- С. Мерсье"

Доклад Антонины Белимовой "Отношение парижан к власти накануне Французской революции по «Картинам Парижа» Л.- С. Мерсье"

Яков Николаевич Смирнов
Исследование предпосылок падения Старого порядка – тема, которой занимается уже не одно поколение историков. Тем не менее, точку в этом вопросе ставить еще рано, слишком многое остается предметом жарких научных споров. Зарубежная историография истории идей, начиная еще с первой половины прошлого столетия, исходит из того, что представления и идеалы Просвещения могли вызвать такую трансформацию мышления французов, которая, в конечном счете, стала причиной Революции. Даниэль Морне в 1930-е гг. высказывает гипотезу, ставшую ныне классическим положением историографии, о том, что Просвещение рождает Революцию. «Картины Парижа» Л.-С. Мерсье (1740-1814) – это более 1000 очерков о том, как живет, мыслит, развивается столица, чем дышат и питаются ее жители, как они зарабатывают себе на хлеб, как развлекаются, где лечатся, как они относятся к религии и к монархии, к чему стремятся и о чем мечтают. Написанные автором с тем, чтобы донести до потомков сведения о современных ему нравах парижан, и изданные в начале 1780-х гг., заметки Л.С. Мерсье охватывают историю последнего десятилетия Старого порядка и могут, как нам представляется, служить очень удачным источником для изучения предпосылок революционного взрыва 1789 года, если рассматривать их в контексте истории идей.
Сочинение Л.-С. Мерсье – это 12 томов очерков на свободные темы, в которых автор описывает все, что он видит вокруг себя в Париже – улицы, рынки, кладбища, школы; здесь фигурируют модистки и парикмахеры, дельцы и рантье, писатели и эшевены, король и Двор, хирурги и королевские цензоры; словом, ни одна часть парижской жизни не остается вне поля зрения Мерсье. Несмотря на то, что автор заявляет, что его произведение является лишь картиной, свободной от ненужных рассуждений «художника», не лишено его произведение и философского пласта – Мерсье предлагает множество изменений в государстве, которые необходимо предпринять для исправления современных нравов, благоустройства Парижа и решения государственных и общественных проблем. В связи с этим стоит отметить, что автор часто довольно субъективно (что, впрочем, вполне естественно для сочинения такого рода) описывает Париж, «рисуя» его почти исключительно в темных тонах, что, во-первых, проистекает из пессимизма самого Мерсье и его склонности отмечать только негативные стороны общества, а, во-вторых, согласуется с его надеждой на то, что его труд обратит внимание властей на проблемы парижан и послужит поводом для благоустройства города. Впрочем, несмотря на обилие в «Картинах Парижа» философских рассуждений автора, которые в данном случае не представляют для нас большого интереса, и его излишнюю «строгость» при описании Парижа, в произведении содержится множество сведений о политическом, экономическом и культурном развитии общества того времени; эти сведения мы используем для того, чтобы охарактеризовать типичного парижанина накануне Французской революции.
Его жизнь протекает в атмосфере религиозной свободы и отстраненности от управления государством; эти сферы его мало затрагивают и практически не интересуют. Король для него уже не является той легендарной фигурой, которой он представлялся в Средневековье. Он удален от Парижа в Версале, и это роковое расстояние в четыре лье еще больше увеличивает духовную пропасть между столицей и монархом. По Мерсье, король для парижан – абстрактный образ правителя, олицетворение государственной машины, отстраненное от повседневной жизни, чье появление в столице скорее необычно, чем обыденно для ее жителей. Деятельность города определяют правители более низкого ранга – министры, чиновники, начальники полиции, которых парижанин привык видеть на улицах и к которым он обращается в случае надобности. Старинные национальные обычаи уже не имеют прошлой силы – Мерсье пишет, что до сих пор еще при помазании королей используют склянку с миром, однако никто из присутствующих, разумеется, не верит, что она спустилась с неба в клюве голубя, как никто не верит и в чудесное исцеление золотухи посредством прикосновения царственных рук. Однако парижское общество не отвергает эти традиционные обряды, по-прежнему считая их частью своей культуры и истории.
Парижанин больше не объединяет свои нужды и нужды монархии, считая, что заплатив налоги, он расплатился со своим государством и монархом сполна. Париж добровольно абстрагировался от власти, живет своей жизнью и не вмешивается в дела Версаля, а парижане, по словам Мерсье, настолько невежественны в политических вопросах и наполнены предрассудками, что находятся в этом вопросе ниже уровня граждан любой европейской державы. Париж, далекий от короля и от решения политических вопросов, считает, как отмечает Л.-С. Мерсье, что поведение правительства подобно движению Солнца и предопределено неизменными законами природы. Он не вмешивается в его решения и наблюдает за ними как простой зритель. Парижанин никак не может участвовать в улучшении законодательства своей страны, но, по словам Мерсье, его это мало трогает. Жители столицы не устраивают бунтов, поскольку не видят в них смысла, однако Мерсье считает, что такая политическая инертность и вялость – не так уж и естественна для парижан, которые, в случаях, когда их терпению приходит конец, проявляют себя и выходят на улицы.
Парижанин эпохи Мерсье живет в век религиозной свободы. Церковь, чьи позиции были так сильны в Средневековье, уже не имеет прежнего влияния на умы. Писатель отмечает, что сейчас более ста тысяч человек смотрят на религию снисходительно, а церквях можно встретить лишь тех, кто посещает их по собственной воле. Высший свет уже десять лет не посещает богослужений, и ходит к мессе только по воскресеньям, да и то только «чтобы не смущать слуг», и сами слуги знают, что это делают ради них. Простой народ все еще ходит к обедне, но уже начинает пренебрегать вечерней, поэтому храмы по большей части пустуют за исключением только самых больших торжеств, когда народ привлекают пышные церемонии, а высшую знать – правила хорошего тона. Обряды утрачивают значение для этики, которая отныне подчиняется соображениям общественной пользы или велениям совести. Однако несмотря на это, общество того времени строго относится к соблюдению приличий в отношении церкви. Религиозный культ внешне очень чтим, и считается за моветон дурно отзываться о церкви и религии. В общем, Мерсье отмечает, что в Париже фактически царит свобода совести и к Богу обращаются только те, кто имеет к этому добровольную склонность.
Двор больше не правит бал в литературе, изящных искусствах и всем, что с ними связано – его место занял Париж, где лишенные средств литераторы пишут пасквили на разнообразные темы, распространяя повсюду «общественное мнение» в газетах и кофейнях, где городские жители собираются, чтобы обсудить литературу и газетные известия. Парижанин уже не столь доверчив в вопросах чтения; он больше не склонен, как в эпоху Средневековья, абсолютно верить прочитанному. Теперь он читает больше, и его целью является не просто коротание времени, но и получение информации; парижанин теперь читает быстрее и зачастую не торопится покупать книги – свой интерес к новинкам он удовлетворяет в кабинетах для чтения. Типичный парижанин отступает от традиционной христианской этики и в своем отношении к браку: он требует больших расходов на содержание семьи. Парижанин уже не стремится создать брачный союз и предпочитает теперь оставаться холостым.
Таким образом, перед нами предстал портрет типичного парижанина начала 1780-х гг., человека, практически лишенного религиозных и политических предрассудков. Его мысли не революционны и далеки от политики, их, на первый взгляд, не особенно затронуло Просвещение и литературный бум, так упорно признаваемый почему-то предтечей Революции. Тем не менее, это мысли уже не средневекового человека; явно заметен переход его мировоззрения на новую ступень развития. Как отдельные явления десакрализация власти короля, начало процесса дехристианизации, появление новых средств выражения частного мнения (кофеен), деятельность недовольных своей судьбой литераторов, как представляется, не могли спровоцировать столь сильного недовольства существующим порядком, чтобы вызвать желание его полностью ликвидировать. Таким образом, говоря об идейной подоплеке такого противоречивого явления, как Французская революция, не стоит концентрировать свое внимание на каком-либо из этих факторов в отдельности; только их комплексное соотношение в идейном поле парижанина того времени может иметь какое-либо значение. К тому же, как представляется, истории идей все-таки недостаточно для характеристики предпосылок событий 1789 года, и к ней стоит присовокупить и экономические факторы.